|
Известно ли вам, братие мои, что в продолжение великого поста каждый день недельный посвящен Церковью воспоминанию какого-либо великого лица или великого события? Так, в воскресенье, непосредственно пред постом, воспоминается в церкви падение Адамово, дабы мы, приведши себе на память, как род человеческий изгнан из рая сладости за невоздержание, тем усерднее облобызали св. пост, яко дверь в рай потерянный. В первую неделю самого поста совершается торжество Православия, показующее, чего стоило некогда сохранение сокровища Веры во всей его неприкосновенности, и сим самым научающее нас дорожить им по-надлежащему. На средине поприща постного предложится для поклонения Всечестный Крест, в ободрение нас к дальнейшим подвигам и для услаждения им горьких вод покаяния. Пятая седмица огласится именем св. Иоанна Лествичника, яко величайшего из подвижников благочестия, который не токмо сам, как орел, воспарил над всем дольним, но, в творениях своих, начертал и для других лествицу к небу. Последняя неделя Четыредесятницы начнется ублажением памяти преп. Марии Египетской, яко трогательнейшего образца покаяния: ибо первою половиною жизни своей, она, как известно, превзошла едва не всех грешников; а в продолжение последней — удивила чистотою своею самих Ангелов. В нынешний день недельный, по уставу св. Церкви, прославляются подвиги св. Григория Паламы, архиепископа фессалонитского.
При таком распорядке в уставе церковном, в каждую седмицу нынешнего поста первый источник для душевного назидания нашего есть воспоминание, вместе с Церковью, того лица или события, коему посвящена неделя. Мы тем с большею охотою воспользуемся ныне сим источником — и для вас и для себя, что он, как ни близко протекает от каждого, но, к сожалению, весьма мало употребляется в дело, так что для многих почти вовсе неизвестен. Таким образом, слова и беседы наши с вами, если не будут иметь другого какого действия, то, по крайней мере, приведут сколько-нибудь в известность сей святой источник.
Итак, ныне, как мы сказали, совершается хвалебная память иже во святых отца нашего Григория Паламы. Чем заслужил он почесть столь великую? Не тем ли, что был пастырь знаменитый, особенно в древности, паствы Фессалонитской? Но мы имеем пространный список пастырей сея Церкви, и ни один из них не разделяет сей чести со св. Григорием. Или, может быть, он прославляется за то, что был просвещеннейший святитель своего времени и оставил нам много своих поучительных творений? Но и за это отличие надлежало бы прославлять не его одного, а и многих других, чего однако же не делает св. Церковь. Можно еще подумать, что св. Григорий ублажается так за свою особенную святость. Это гораздо ближе к делу; ибо, без святости жизни, он никоим образом не соделался бы предметом похвалы для Церкви; но и сия причина не изъясняет всего, так как и святостью жизни отличался не он один, а многие, Если целая седмица св. поста украшается именем св. Григория, то должно быть в самых деяниях его нечто такое, почему он особенно приходит на память во время поста, и вследствие чего воспоминание о нем служит к особенному назиданию для постящихся. Что бы это было такое? То, как видно из жития его, что он, во первых, был один из величайших подвижников в монашеском, и следовательно, постническом и труженическом образе жизни, на святой горе Афонской. Там провел он большую часть своих дней в посте, молитве и безмолвии, и там возрос он до той чистоты сердца и высоты духа, что соделался видимым и ощутительным для всех сосудом благодати Божией. То, во-вторых, что св. Григорий был ревностнейший поборник жития пустынного, и следовательно, постного, против тех, кои хотели очернить и унизить его разными клеветами. Последнее обстоятельство сие требует пояснение: посему мы войдем в некоторые подробности, кои, впрочем, таковы, что могут послужить к назиданию и в наше время.
Пустынножители горы Афонской, ведя образ жизни подвижнической, до того очищали себя от всего плотского, и до того утончались и возвышались в духе, что многие из них сподобляемы были откровений и видений духовных, - особенно осияния светом небесным, подобным тому, который виден был окрест Спасителя на Фаворе. В событии сем, не только не было ничего противного духу Евангелия, но, можно сказать, оно было доказательством и залогом того, что обещается в нем праведникам; то есть что они сами просветятся яко солнце в Царствии Небесном. Ибо удивительно ли, что те, кои предназначены быть некогда, яко солнце, и ныне уже, на земли еще, озаряются, яко луна светом от духовного Солнца, еже есть Христос Господь? Но иначе смотрели на сей духовный опыт враги Православия. Вместо того, чтобы признать с благоговением в нем успех подвижников в духовной жизни, они смотрели на него, как на плод воображения. Мало сего: начали разглашать всюду, что Афонские пустынники впали не только в самообольщение, но и в ересь; что они, усвояя сему пренебесному свету Божественность, вводят якобы в Божество два начала - сотворенное и несотворенное, — что подобным учением нарушается даже вера правая.
Можете представить, братие, как горька была клевета сия для обитателей святой горы и как тяжела для всей Церкви Православной! Среди тогдашних треволнений еретических, Афон всегда был яко духовный Арарат, на коем находил себе пристанище и спасался ковчег Православия; и вот на сем самом Арарате, как утверждали зломыслящие, является ересь, является под видом самым благочестивым, и следовательно, наиболее опасным! Такая мысль могла привести в смущение и тех, коих чувствия обучены, по выражению Апостола, долгим учением на различение добра и зла (Евр. 5, 14); тем паче не могли оставаться в покое души простые и малоопытные в жизни духовной: вся Церковь Греческая пришла в сильное волнение!..
В сие-то опасное для Церкви время, пастырь фессалонтский является яко Ангел тишины для укрощения бури. Обладая обширным и глубоким познанием св. Писания, он показует всем и каждому, что учение о свете Фаворском, коего видения сподобляются подвижники афонские, совершенно согласно с духом Евангелия, что те, кои сомневаются в бытии сего света и в озарении им избранных Божиих еще на земле, обнаруживают сим только недостаток своей чистоты и своих духовных подвигов. Как ученик и воспитанник Афона, коему не по слухам только, а на опыте известен был образ жизни тамошних подвижников, св. Григорий входит во все подробности спорного предмета, преследует каждую клевету зломыслящих от первого ее начала и до последнего конца и, рассеяв таким образом тьму, наведенную на святую гору, показует ее во всем, дотоле еще не так известном, величии духовном. Самый плен у сарацин не связывает уст св. Григория: он и в узах продолжает разить врагов Православия и утверждать в истине колеблющихся чад Церкви.
В благодарность за сии-то Апостольские подвиги, доставившие мир Церкви Православной, и приобретшие Григорию наименование — сын света Божественного, вскоре по святой кончи не его единодушно положено пастырями Церкви, чтобы память о нем украшала собою настоящий день недельный. И праведно! Поелику им ограждена и защищена честь не жителей токмо Афона, а всей жизни подвижнической, спасена честь святого поста, яко первейшего из средств, коим св. подвижники Афонские достигали озарения светом Божественным; то воспоминание подвигов св. Григория всего более потому приличествовало не другому какому-либо времени, а именно дням великого поста.
Мы, благодарение Господу, свободны от еретических треволнений, смущавших Церковь во время св. Григория: но память о нем весьма поучительная и для нас. Чем? — тем, чтобы мы, содержа в уме древний пример, не позволяли себе увлекаться теми легкомысленными суждениями о жизни подвижнической, и в частности о святом посте, кои, к сожалению, можно слышать по временам и из уст людей, нечуждых уважения к Церкви. Тем паче, чтобы заграждали слух свой от безумного глумления в сем роде тех, кои берутся
судить о всем и отвергать все, сами не ведая, как должно, ничего. Неудивительно, если духовные опыты св. подвижников всего чаще подвергаются нареканию у таковых лжеумников; ибо они слишком удалены от их скудного и слабого понятия о предметах духовных, и совершен-
но противоположны их оплотянелому взгляду на все, и на самый дух человеческий.
Если встретите подобных людей, если услышите подобные речи, то вспомните о св. Григорие и его подвиге; вспомните, как он рассеял и низложил клеветы на святую жизнь подвижников. Такое воспоминание послужит для вас всегда готовым щитом противу соблазна. Не в первый и не в последний раз жизнь по духу подвергается нареканиям от людей плотских. Апостол давно сказал, что плотский человек не прием лет, яже Духа Божия, и не может разумети; юродство бо ему есть (1 Кор. 1, 14). Приметьте выражение Апостола: и не может разумети; как же судить о том, чего не разумеем? Чтобы судить о духовных предметах, тем паче о духовных опытах, надобно самому судящему сподобиться Духа, чего да достигнем все мы благодатию Господнею и молитвами св. Григория! Аминь.
(Ариепископ Иннокентий. Великопостное чтение. М. 1997.)
|
